центр в Тель-Авив. Верная его подруга сидит в тюрьме. Она успела подраться с Гонькой в тот же вечер и слегка порезала его ножиком.
Алекс по-прежнему выдает метадон пациентам. Он стал лишь еще более строг, но вместе с тем, еще более справедлив. Меир второй месяц в гипсе, на больничном. Дело обошлось без операции. На личной страничке в фейсбуке он вывесил свое фото с гипсовой ногой на переднем плане и леденящим кровь рассказом об упыре-наркомане, едва не искромсавшем его, Меира, обоюдоострым турецким кинжалом.
Кошку Дозу изъяли социальные службы и определили в особый приют на реабилитацию. Говорят, что после специального обучения Дозу пошлют работать в полицию в отдел по борьбе с наркотиками. Уж она-то нанюхалась всякого…
Я, как не оправдавший доверия, добровольно сложил с себя звание Ильи Муромца и продолжаю сеять, если и не очень разумное, то хотя бы доброе. Про вечное уже и не мечтаю.
Но это все пустое… Вот скоро мы отправимся с домашним визитом к одному арабу, бывшему осведомителю ШАБАКа из Газы, с манией преследования, вот тогда и посмотрим, не перевелись ли еще богатыри и рыцари на Святой Земле…
Видимо, именно в этом месте следует немножко налить и слегка выпить за исторические параллели и за скромный героизм нашей нелепой профессии…
13. Aliens
(Хроники Ытык-Кюёльского нашествия)
На живописном берегу реки Татта привольно раскинулось село Ытык-Кюёль – административный центр Таттинского улуса, вольной республики Саха. Собственно, там и сейчас полная жопа. А уж в конце семидесятых годов прошлого века, когда улус еще космополитично именовался районом, а Саха назвалась Якутией, село Ытык-Кюёль и вовсе не блистало.
Говоря по чести, место это было тихое, пасторальное, населенное простыми, дружелюбными и неиспорченными людьми. Уютное село, обрамленное тайгой, украшено было посередине жемчужиной прелестного чистого озера. Крохотный аэродром на окраине весело запускал в синие небеса легкомоторную авиацию. Клуб и библиотека честно повышали сельскую культуру и общий кругозор населения. Жизнь плавно шла своим чередом.
Лето 1979 выдалось исключительно жарким, и когда в конце августа, сбившийся с пути, огромный полярный антициклон ворвался в центральную Сибирь, навстречу захватчику самоотверженно поднялись волны теплого воздуха. По всем законам метеорологии дело натурально кончилось большим ураганом.
Причудливой полосой, грозы и бури пронеслись над Автономной Социалистической Республикой, срывая толь и шифер втихую приворованные народом, валя столбы и сосны, обрывая провода и плакаты с прищуренным Ильичом.
В самой столице – славном городе Туймадске, огромный, три на четыре метра (sic!), портрет Ульянова-Ленина с добрыми глазами и галстухом в крупный горох, подобно дракону, летал над городом добрых четверть часа, и напоследок, развратно сверкнув лозунгом «Верной дорогой идете, товарищи!», исчез в грозовом небе.
Ытык-Кюёль попал под штормовой удар внезапно. Ничто не предвещало беды. Ленивый полдень едва заметно напоминал о себе звуками далекого радио и запахом теплой хвои. Казалось, что даже комары застыли в полете, словно запаянные в прозрачный хрусталь нежного летнего воздуха. Всякое движение атмосферы прекратилось.
Любой опытный моряк, окажись он случайно в Ытык-Кюёле в эти часы, немедленно заявил бы, что подобное затишье на самом деле зловеще и случается обычно перед самым сокрушительным шквалом.
– Да, братушки, – сказал бы опытный моряк, – все точь-в-точь, как в семьдесят третьем, когда завербовался я с похмелья на одну старую посудину, и, разрази меня гром, утром в Баб-эль-Мандебском проливе…
Но в сухопутном селе Ытык-Кюёль отродясь не бывало моряков, поэтому никто ничего не произнес, а молодая метеонаблюдатель Саргылана посиживала себе, молча, на метеорологической вышке, дожидаясь обеденного перерыва и предвкушая премьерный сельско-клубный показ первого советского фильма – катастрофы «Экипаж» с красавцем Филатовым.
С высоты своего поста наблюдения Саргыланке хорошо была видна окраина села и маленькая грунтовая площадка аэродрома, на которой под брезентом мирно дремали несколько вертолетов и три Ан-вторых. Одна из «аннушек» была расчехлена и в её заголенном моторе копался, взобравшись на стремянку, Сенька Кривогорницын, авиатехник и добрый Саргыланкин приятель, а в прошлом, ко всему, еще и одноклассник.
Сквозь грезы о подвигах артиста Филатова в фильме-катастрофе, девушка отрешенно смотрела на Сеньку, который, завершив копание в холодных внутренностях мотора, пытался закрепить выпуклый капот и, привстав на стремянке на цыпочки, ухватил его обеими руками, лишив себя опоры…
Вот в этот момент и наступила настоящая, а вовсе не киношная катастрофа, и пришло великое время совершать взаправдашние подвиги.
Небо, как-то в одно мгновение потемнело, солнце растворилось в жуткой фиолетовой мгле, и стало вдруг ощутимо прохладно. Немедленно вслед за этим тайга на другой стороне села ожила, наклонилась разом, по верхушкам сосен полетел мелкий древесный сор, и внезапно страшная волна пыльного злого воздуха ударила по домам и заборам.
Взметнулись вверх сорванные с крыш листы кровельной жести, возле клуба рухнуло несколько столбов, и из разорванных проводов забили фонтаны искр, страстно соединяясь с молниями жуткой сухой грозы, падающими из черного неба. Из разнесенных в щепки курятников повыдувало кур, и несчастные кроткие птицы первый и последний раз в своей безгрешной жизни насладились полетом. Крыши срывало одну за другой.
Метеовышка, построенная в свое время по строгим советским стандартам, честно выдержала удар стихии. Саргылана вцепилась в привинченный к полу столик. Вокруг звенели стекла, вышибленные ударом бури. Мелкий песок хлестал по глазам, но отважная девушка все равно смогла разглядеть сквозь ревущую мглу, как самолеты, ломая перкалевые крылья, покатились, сорванные со стоянки, в сторону леса. А еще увидела она, как её одноклассник Сенька, вцепившийся в капот и увлекаемый им, как парусом, взмыл со стремянки и, оказавшись нелетучим, рухнул головой вниз на укатанный грунт. Через пару минут шквал стих, словно его и не было вовсе. Возле сельсовета забили в пожарную рельсу, заголосили женщины, заматерились мужики.
Саргылана разжала побелевшие пальцы. Вышка больше не пыталась сбросить её. Стекла хрустели под ногами.
Все встало на свои места, в том числе и в Саргыланкиной голове. Двух мнений быть не могло. Саргылана и так хорошо училась в школе, а уж по Начальной Военной Подготовке у нее и вовсе были одни пятерки. И политинформации она пропускала редко, как-никак была членом школьного комитета комсомола.
Она поняла – случилось именно то, о чем не раз предупреждали взрослые и политически грамотные товарищи. Проклятый Китай, извративший учение Маркса, нанес-таки ядерный удар по Советскому Союзу. Ясное дело, что неподалеку взорвалась ядерная бомба, а по селу прошла ударная волна. Конечно, советские ракеты уже по пути к Китаю, и вот-вот агрессор будет примерно наказан, но мы-то здесь и что-то нужно делать уже сейчас.
На границе аэродрома громоздились жалкими силуэтами изломанные, искореженные, упершиеся в деревья «аннушки». На стоянке неподвижно лежало Сенькино молодое тело.
Медлить было нельзя. Саргыланка спустилась вниз и, стараясь глубоко не вдыхать радиоактивный воздух, ворвалась в комнату Гражданской Обороны при аэродроме. Скользя от натуги каблуками по веселенькому линолеуму, выволокла из-под глубокой лавки тяжеленный деревянный ящик цвета хаки. Не чувствуя боли, голой рукой сорвала проволоку со свинцовой пломбой и выхватила сумку с противогазом. Надеть маску заняло у нее, как на тренировке – ровно три секунды. Во втором, еще более тяжелом ящике обнаружились защитные костюмы. Саргылана и тут уложилась в норматив – не прошло и минуты, как она была упакована в спасительную мешковатую резину. Теперь можно было перевести дух, но девушка понимала, что отдыхать еще рано – совсем рядом, на зараженной земле лежал беспомощный Сенька, и некому было его спасти, кроме нее.
Саргылана прихватила еще один противогаз и, поддерживая резиновые штаны, понеслась к товарищу…
К счастью Сенька был жив, хотя и без сознания. Физиономия его была исцарапанной, но вполне розовой, и дышал он ровно и глубоко. Саргыланка ухватила Сеньку за плечи и несколько раз энергично встряхнула, всхлипывая:
– Сенька, Сенечка, очнись!
Голос под резиновой маской получился какой-то механический и неживой…
…Сенька Кривогорницын окончил школу в родном селе, а затем авиатехническое училище в Актюбинске. Ему не удалось пока повидать по-настоящему больших городов, но пытливый его ум был устремлен в иные дали
